Когда индийских женщин-агитаторов арестовали и посадили в тюрьму вместе с уголовниками, эта новость вызвала возмущение мировой общественности, а забастовка шахтеров расширилась. Ганди отправился к бастующим. Когда владельцы шахт перекрыли воду в домах забастовщиков, Ганди посоветовал им уйти из жилищ, захватив с собой лишь одеяла. Ганди приютила чета Лазарус, христиан из Мадраса. Маленький садик у их дома превратился в место паломничества забастовщиков. Пять тысяч рабочих спали под открытым небом, благо погода позволяла, и питались рисом, который предоставили местные индийские купцы.
Но долго так продолжаться не могло, и Ганди предложил всем желающим переселиться в тюрьму в Трансваале. До границы было 58 километров, то есть два дня пути. Ганди описал суровый тюремный быт и предложил тем, кто не чувствует себя в силах вынести тюремное заключение, вернуться на работу в шахты. Но малодушных не нашлось. Наоборот, к маршу к трансваальской границе, начатому Ганди 28 октября 1913 года, присоединялись новые шахтеры. Это был марш протеста против запрета для индийцев пересекать границу между Наталем и Трансваалем. Нарушителей ждало тюремное заключение и депортация.
Ганди внушал участникам марша, что вести себя следует мирно. Если даже их будут оскорблять или бить, нельзя на это отвечать насилием. Следует позволить арестовать себя, не сопротивляясь полиции. Каждый из рабочих получил скудный паек хлеба и сахара на дорогу. Еду распределял лично Ганди, чтобы не допустить беспорядков. «Паломники под предводительством Ганди образуют живописную армию, — отмечала „Санди пост“. — Вот они перед нами — худые, доведенные до крайности, с ногами, как палки, но глядя, как они, полуголодные, идут вперед, сознаешь их силу». Ганди возглавил длинную колонну людей, готовых лучше умереть, чем покориться расистским законам. Начали поход две тысячи рабочих, женщины и дети. В дальнейшем к ним присоединялись новые участники. Посланные на границу Трансвааля войска и полиция не решились применить оружие. Правительства ЮАС и Трансвааля оказались в замешательстве и не знали, что делать. За четыре дня похода Ганди арестовывали три раза, но каждый раз власти, опасаясь роста волнений, отпускали его под залог. Но и без вождя марш не прекращался. В Бальфуре полиция хотела насильно посадить шахтеров в поезд, чтобы депортировать их в Наталь. Но друг Ганди Генри Полак, которому тот передал руководство маршем, сумел убедить паломников сесть в поезд.
Чтобы заставить шахтеров работать, правительство Наталя фактически ввело на шахтах чрезвычайное положение. Белые рабочие стали выполнять роль надсмотрщиков, а индийцы должны были трудиться на положении каторжников, не имеющих никаких прав. Однако индийские шахтеры отказались спускаться в забой. Их приговорили к наказанию кнутом, что вызвало возмущение индийской и британской общественности и новые забастовки на севере Наталя.
Ганди вместе с Полаком и Калленбахом сидел в тюрьме. Он подметал двор. Потом Ганди перевели в одиночку в Преторию. Бастовали уже 50 тысяч индийцев, несколько тысяч забастовщиков бросили в тюрьму.
Забеспокоились не только в Южной Африке, но в Лондоне и в Дели. Вице-король Индии лорд Хардинг заявил представителям индийской общественности: «Индийским участникам сопротивления в Африке сочувствует вся Индия и те, кто, как и я, не будучи индийцами, любят ваш народ». По требованию вице-короля была назначена комиссия по расследованию фактов жестокого обращения с индийцами в Южной Африке. Выводы комиссии, несмотря на то что в ней не было ни одного представителя индийской общины, оказались в пользу индийцев; в конечном счете их главные требования были удовлетворены.
В поддержку Ганди выступили многие известные личности по всему миру, в том числе Бернард Шоу, Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Ромен Роллан. Мировое общественное мнение было на стороне Ганди и его движения ненасильственного сопротивления. В Лондоне забеспокоились, наконец-то осознав масштаб проблемы. Английское правительство боялось, что аналогичные акции протеста могут распространиться на Индию и на другие британские колонии, и решило умиротворить протестующих индийцев Южной Африки. Да и само южноафриканское правительство начало понимать, что нельзя без конца держать в тюрьмах тысячи индийцев. Шахтовладельцы тоже роптали, поскольку терпели убытки от непрекращающихся забастовок горняков-индийцев. Британское правительство оказало давление на Боту и Смэтса, чтобы вынудить вождей буров к компромиссу с Ганди.
Смэтс включил в состав правительственной комиссии для ведения переговоров с Ганди завзятых расистов. Но теперь Ганди был куда опытнее, чем в 1908 году. И за ним стояло более ста тысяч индийцев Южной Африки. Незадолго до начала переговоров Ганди в очередной раз вышел из тюрьмы и, обращаясь к собравшимся на митинг индийцам в Дурбане, спросил, готовы ли они пойти под пули солдат, но отстоять свои права; готовы ли они разделить участь тех, кто уже отдал в борьбе свои жизни. И услышал в ответ многократно повторенное тысячеголосое «Да!»
Сначала Ганди попросил вывести из состава правительственной комиссии расистов, известных своей жестокой расправой с индийцами. Смэтсу пришлось уступить.
Переговоры длились четыре недели. Ганди держался уверенно и спокойно, отвергая неприемлемые или двусмысленно сформулированные статьи будущего соглашения.
Наконец 30 июня 1914 года Ганди и Смэтс было подписали соглашение, которое предусматривало аннулирование подушного налога на индийцев и отмену наиболее вопиющих расистских законов. Апартеид остался официальной политикой Южно-Африканского Союза, но соглашение Смэтс — Ганди было выдающейся политической победой индийской общины Южной Африки и ее лидера Мохандаса Ганди. Его двадцатилетняя деятельность по защите прав местных индийцев снискала ему международную славу.
Хотя полная свобода проживания, передвижения, торговли и собственности для индийцев разрешены не были и сам Ганди считал нереалистичным в тот момент добиваться столь широких прав, удалось заставить власти отменить одиозный трехфунтовый налог и узаконить индусские, мусульманские и парсийские браки.
Ганди писал о движении гражданского неповиновения в «Индиан опиньон»: «Эта сила, приняв всемирный размах, перевернет социальные идеалы, уничтожит деспотии и нарастающий милитаризм, под игом которого гнутся и стонут народы Запада и который грозит захлестнуть народы Востока».
В знак успешного завершения переговоров Ганди, не потерявший чувства юмора, подарил Смэтсу сандалии, сделанные им самим на ферме Толстого. Именно в такую обувь были обуты участники марша Наталь — Трансвааль.
Много лет спустя, в 1939 году, к 70-летию Ганди, генерал вернул ему сандалии в качестве дружеского жеста. В поздравлении Смэтс писал: «Должен откровенно признать, что его деятельность стала для меня тяжелым испытанием. Ганди… разработал новую технологию. Его метод заключался в намеренном нарушении закона и организации массового движения… Огромное число индийцев должны были сесть в тюрьму за противозаконное поведение, и сам Ганди добился — к чему, без сомнения, и стремился — периода покоя и отдыха в тюрьме. Для него все разворачивалось согласно его плану. Я же, гарант закона и правопорядка, оказался в ужасном положении, когда приходится соблюдать относительно непопулярный закон, даже если в конце концов придется потерпеть полное поражение в момент отмены этого закона».
А по поводу пары сандалий глава южноафриканского правительства с юмором заметил, что носил их каждое лето, хотя и не чувствовал себя достойным пойти по стопам «столь великого человека».
Оценивая итоги южноафриканской сатьяграхи, Ганди писал: «Победа могла быть достигнута только с помощью горняков». Теперь он хотел применить южноафриканский опыт в родной Индии.
18 июля 1914 года Ганди отплыл из Южной Африки и вернулся на родину, сделав остановку в Лондоне. С ним были Кастурбай и Калленбах.
Снова в Индии
Прежде чем навсегда покинуть Южную Африку и вернуться на родину, Ганди отправился в очередную поездку в Англию. Там его застало начало Первой мировой войны. Осуждая войну, Ганди, как подданный Британской империи, считал своим долгом не оставлять Англию в час испытания.